Кода к эпилогу: Двадцать лет спустя, или детишки в порядке

Автор: Maya

Перевод:Aldhissla

Персонажи: разнообразные Поттеры и Малфои, а также прочие детишки

Рейтинг: PG-13

Жанр: action, romance

Disclaimer: все принадлежит законным владельцам

– Давайте все проясним, – сказал Гарри, – Вы хотите сказать, что потеряли моих детей в канализации?

Профессор Араминта фон Босо, директриса Дурмштранга, была смущена и огорчена тем, насколько плохо Гарри воспринял новости.

– И часто такое случается в Дурмштранге? – осведомился он.

– Время от времени, – ответила профессор фон Босо, но, увидев выражение Гарриного лица, быстро добавила: – Конечно, это так прискорбно.

– Они исчезли сутки тому назад, а вы до сих пор не отправили за ними спасательную команду!

Профессор фон Босо ответила укоризненным взглядом:

– Вы не справедливы, мистер Поттер. Служебный персонал очень занят, и, кроме того, как бы они справились с гигантскими аллигаторами?

– Да, кстати, – Гарри стиснул зубы, – почему в канализации Дурмштранга водятся гигантские аллигаторы?

– Понятия не имею. А почему в окрестностях Хогвартса водятся гигантские пауки? И не такое случается, – профессор фон Босо была явно обижена. – Мистер Поттер, я понимаю, что вы расстроены...

– Вы потеряли моих детей в канализации! В которой ползают гигантские аллигаторы!

Гарри пересек кабинет в четвертый раз, наградив портреты бывших директоров Дурмштранга злобными взглядами. Портреты смотрели на Гарри так, будто он скандалит из-за полной ерунды.

– Будем надеяться, что этот опыт окажется полезным для закалки характера, – профессор фон Босо пыталась придать своему тону жизнерадостность. – Я уже связалась с аврорским отделом, не сомневаюсь, что они вышлют отменную поисковую команду в самое ближайшее время. Не хотите ли чаю?

– Профессор, можете взять ваш чайник и... – закипел Гарри.

– Мистер Поттер, успокойтесь, прошу вас!

– Я не спокоен, – отрезал Гарри, – я зря трачу время тут. Я иду за мальчиками. Отправьте авроров вслед за мной, как только они появятся. И не вздумайте предлагать им чай!

– Но я не могу позволить вам идти одному!

– Профессор, я – опытный аврор, – терпение далось ему нелегко.

– Это так, – согласилась фон Босо, – но вы уже не так молоды, как раньше.

– Мне тридцать семь.

– Правда? – директриса внимательней в него всмотрелась. – Вы выглядите старше. Должно быть, ваша жизнь полна стрессов.

– Только в последнее время, – огрызнулся Гарри.

Он собрался было еще что-то сказать, но передумал. И так потрачено слишком много времени. Эл и Джеймс потерялись где-то внизу, в этом сыром лабиринте, и наверняка ждут, что он спасет их.

Он знал, что не следовало отпускать их по этой программе обмена студентами. Но Эл так настаивал. И Гарри, конечно же, знал – почему.

– Я очень надеюсь, что этот инцидент не повлияет на ваше отношение к программе обмена, – профессор фон Босо, казалось, впервые искренне озаботилась происходящим. – Я полагаю, что международные магические отношения должны быть улучшены посредством наших детей, и сотрудничество школ жизненно важно в этом направлении. В конце концов, мальчишки есть мальчишки, и если мы будем впадать в панику каждый раз, когда дети отправляются в полуночные экспедиции изучать аллигаторов, где мы все окажемся?

Гарри двинулся к дверям.

– Я также надеюсь, что вы не станете возлагать ответственность за этот неприятный инцидент на Дурмштранг? – окликнула его профессор фон Босо.

– Нет, – решительно сказал Гарри, распахивая дверь. – Я знаю, на ком лежит ответственность.

* * *

Гарри начал волноваться заранее, еще до того, как отправил Эла в Хогвартс. Не потому, что у него был любимчик – нет, Гарри был хорошим отцом и любил всех своих детей одинаково – но Альбус был другой. У них были особые отношения друг с другом.

У Джеймса и Лили всегда все было хорошо, никаких проблем не было, или казалось, что не было. Эл был не такой. Джеймс и Лили обладали приятной внешностью, физическим здоровьем, легко заводили друзей, и Гарри очень ими гордился. Даже беглый взгляд из окна на черную и рыжую макушки детей, мотающихся на квиддичной площадке в саду, заставлял его улыбаться.

Но Эл обычно сидел с ним в кабинете, тихо как мышка, если Гарри нужно было работать.

Он был болезненным ребенком, что беспокоило Джинни, но Гарри просто таки паниковал. Он совсем не умел обращаться с младенцами, такими опасно-хрупкими, и боялся даже пройти мимо Эла, чтобы ничего ему не сломать ненароком. Но Джинни справилась, она очень ловко обходилась с детьми, когда те были совсем крохи. Эл вырос нормальным, хотя и более болезненным и нежным, чем другие дети, нервным и склонным к простудам. В кругу семьи он был обычным ребенком, но когда приходили гости, мальчик стеснялся и не разговаривал. А еще он не особо ладил с Джинни.

Гермиона как-то намекнула Гарри, почему. Как-то на барбекю у них с Роном в саду, она сказала:

– Альбус напоминает Джинни себя, когда она была маленькой. Такой же неуклюжий и стеснительный, весь из острых углов.

Она послала через сад нежную улыбку Рону, который подхватил под мышку малыша Хьюго и помахал рукой.

– Это ее немного тревожит. Понимаешь, она будто прошла длинный путь и не хочет вспоминать, какой была прежде, – продолжала Гермиона. – Кроме того, думаю, что она боится слишком к нему привязаться. Это как с дневником Тома Ридлла – ей кажется, что она не будет в безопасности, если слишком привяжется. А Альбус, будучи более хрупким и уязвимым, чем другие...

– Так, и что мне делать? – перебил Гарри, хмуро высматривая взлохмаченную шевелюру Эла.

– Просто будь с ним рядом, – мягко ответила Гермиона.

– Разумеется, – разумеется, он будет рядом, как и положено отцу. Он всегда был решительно настроен поддерживать всех своих детей, чтобы ни случалось, но они были такими юными, а Джинни так хорошо обходилась с Джеймсом и Лили, и он был не уверен... Но конечно, чего бы это не стоило, он будет рядом.

Все оказалось легче, чем он думал. Джеймс и Лили, оба предпочитали сидеть на коленях Джинни или рядышком, слушая, как она читает вслух. Гарри о таком просили нечасто. Он попробовал с Элом: просил его посидеть рядом или погулять. Но этого было мало, Гарри желал бы совершить что-нибудь более значительное, драматическое, чтобы одним махом решить все проблемы Эла – и это сработало.

Эл просто расцвел от такого внимания. С тех пор он очень сблизился с Гарри и во всем ему доверял, приходил к нему, брал его за руку (его, а не Джинни!), когда они все вместе гуляли.

Гарри все еще помнил тот вечер, когда он вернулся с работы очень поздно, что в принципе бывало частенько, и обнаружил Эла, лежащего без сознания на лестнице. Джинни вышла из спальни и увидела, как он сгреб сына в охапку.

– Ждал меня, маленький мошенник, – объяснил Гарри нарочито обычным и не слишком довольным тоном.

Вряд ли Джинни ему поверила.

Джеймс и Лили нередко ночевали вне дома до поступления в Хогвартс, но Элу было трудно заводить друзей, а пребывание вдали от дома его пугало. Однажды он остался с Роуз, и ему приснился кошмар, будто его дом весь сгорел без него, и Гарри пришлось в два часа ночи ехать и забирать его домой. Гарри массу времени провел в волнениях по поводу того, как же Элу будет в Хогвартсе, обсуждая это с Джинни ночами напролет.

Но Эл до дрожи хотел в Хогвартс. Конечно, когда малыш был слишком взволнован, его тошнило. Гарри провел немало квиддичных матчей с сыном, блюющим в ванной.

Его сильно тошнило накануне поездки в Хогвартс, а Джеймс еще и усугублял, подразнивая Эла по поводу возможной сортировки того в Слизерин. Эл весь сжался в комок нервов, когда они шли к поезду. Гарри знал, что малыш будет в порядке, он был уверен, что Эл полюбит Хогвартс и там ему будет хорошо, но все равно испытал неимоверное облегчение, когда пришли первые письма от мальчиков.

Три письма: одно от Джеймса, другое от Эла для всей семьи, и третье от него же "Папе: ЛИЧНО В РУКИ!", которое Гарри спрятал в карман, чтобы прочесть позже.

Письмо Джеймса начиналось словами: "Дорогие мама и папа, вы никогда меня не слушаете, даже когда я прав. Эта ничтожная малявка Эл попал в Слизерин".

– О, Боже, – простонал Гарри. Он объяснял Элу, что нет ничего плохо в том, чтобы попасть в Слизерин, он и сам так думал. Но он рассчитывал, что Джеймс присмотрит за малышом в Гриффиндоре. Да и вообще – Эл в Слизерине, это же смешно, как они вообще проводят сейчас сортировку?

Он немного успокоился, после того как они с Джинни прочли письмо Эла. Тот казался довольным, расписывая, как подружился с другими и как ему нравится в Хогвартсе, и что он, как и обещал, носит поверх формы свитера, связанные Джинни.

Гарри выскользнул за порог. Перед тем, как вскрыть личное письмо Эла, он осмотрел конверт: тот был пухлым и казался наполненным разными, такими знакомыми мелочами, вроде манеры Альбуса говорить, задыхаясь, когда он был счастлив, историями, которые он придумывал, и мечтами, и приключениями с новыми друзьями.

Гарри облегченно выдохнул, начал внимательно читать письмо... и тут же пожалел, что не может вдохнуть обратно.

"Дорогой папа, – писал Альбус, – не слушай Джеймса, что бы он ни писал.  Я очень рад, что попал в Слизерин. Здесь замечательно, папа, именно так, как ты и рассказывал, и дружить с другими легко. В поезде я встретил самого классного мальчика..."

У Гарри резко заболела голова, когда он прочел следующую строку: "Его зовут Скорпиус Малфой".

И не в том было дело, что Гарри совершил обычную ошибку отца по отношению к сыну. Или ошибку деда, принимая во внимание тот факт, что Люциус Малфой был куда более отвратительным созданием, чем Драко Малфой когда-нибудь будет. Просто сама мысль о том, что его малыш попал именно на этот факультет и подружился именно с этим мальчиком, угнетала – может, он не слишком хорошо его воспитал?

Эл был такой доверчивый и так легко шел за Джеймсом в его опасных играх. Его все еще украшал рассекающий бровь шрам после того случая, когда Джеймс убедил его прошагать по каминной полке, будто он был пленным пиратом, идущим по доске. Любой мог бы с легкостью обидеть Эла. У него и друзей толком не было, не считая Роуз, которая разговаривала с ним менторским тоном.

Собственно, Роуз и с Гарри разговаривала менторским тоном.

Если Скорпиус Малфой был таким же, как отец – а он был точной копией (при этом воспоминании у Гарри скрутило внутренности) – он подумал о лице Альбуса, когда тот впервые столкнется со злобой, он подумал, как раздавлен будет малыш, если тот, кем он восхищался, будет с ним жесток... Гарри не мог совладать с этими мыслями, он просто не знал что делать.

Письмо Эла было таким радостным. Гарри прочитал его, мрачнея на глазах. А последней каплей стали новости о том, что у Эла и Скорпиуса кровати рядом, а префекты очень заботливы, а Скорпиус рассказывал ему о Португалии (папа, тебе бы точно понравилось!), а завтра должен быть первый урок квиддича, и он нервничал, но Скорпиус сказал, что не о чем волноваться, потому что Скорпиус прекрасно играет в квиддич и он всему научит Эла... и головная боль уже сводила Гарри с ума.

Он ничего не мог поделать, вот разве что, если бы Малфой отправил своего мальчишку в Дурмштранг, как сделала половина Слизеринцев – их ровесников. А потом что? – ждать горестные письма сына, чтобы броситься к нему и собирать по кусочкам его разбитое сердце. Гарри взвешенно написал ему о том, что нужно познакомиться со всеми и завести побольше друзей.

В ответ пошли длиннющие письма, преимущественно о том, как Народы Мира Собрались Вместе Чтобы Провозгласить Скорпиуса Малфоя Своим Богом и Королем. Гарри их бегло просматривал, ибо если читать внимательно от и до – могло стошнить.

Он настолько волновался по поводу того, как Альбус выдержит в Хогвартсе, что забыл о том, как он сам выдержит без сына.

Удивительно, но он сильно скучал. Гарри так привык, что Эл ждет его на лестнице, что Эл в кабинете рассказывает ему долгие истории, пока он заполняет бесполезные отчеты для аврорского департамента. Временами Гарри жалел, что Рон попросил Гермиону помочь с подготовкой новой системы: эффективность была поразительной, но иногда он чувствовал, что выходит из себя среди картотечных шкафов.

Он теперь работал дольше, он должен был убедиться, что опережает настойчивую молодежь и подающих надежды претендентов. А еще, не привлекая всеобщего внимания, Гарри организовал визит в Хогвартс для любимой квиддичной команды Эла – "Тутшилл Торнадос". Эл ответил восторженным благодарственным письмом.

Было здорово повидать его на Рождество. Малыш выглядел здоровым и счастливым, регулярно питался. Он заверил Джинни, что совершенно здоров, и, прикорнув к Гарри за обеденным столом, слушал болтовню Джеймса. Тот, видимо вдохновленный очередным романом Тедди Люпина, открыл для себя существование девушек и теперь только о них и говорил.

– А эта из Хаффлпаффа, мам, которая с такими милыми косичками... – распинался Джеймс, но Лили велела ему заткнуться и попросила Эла рассказать все про Хогвартс. Тот подался вперед:

– Квиддич – это так увлекательно!

– И это все, Эл? – нежно улыбнулся Гарри.

– А ты знаешь, что Скорпиус в квиддичной команде?! – Эл повернулся к нему, весь сияя. – Не смотря на то, что он первокурсник. Разве не потрясающе?

– Потрясающе… – уныло согласился Гарри.

– Все говорят, что он действительно хорош, – продолжал Эл, – а еще я помогал делать транспаранты для него. Он – ловец!

– Он – мерзавец, – вмешался Джеймс. Гарри наградил своего старшего и благоразумного сына одобрительным взглядом. По крайней мере, Джеймса не одурачить. По крайней мере, есть кому приглядывать за Альбусом.

– Ты так говоришь только потому, что наша команда победила вашу, – пылко возразил Эл. – Ха-ха-ха! Скорпиус сказал, что вы толком и не сопротивлялись.

– Какой милый мальчик, – холодно отозвалась Лили.

– И теперь все зовут его Скор (score – счет, забивать, а также удача на англ.), потому что он настолько хорош в квиддиче, – с гордостью проговорил Альбус, а через секунду добавил: – Вообще-то жалко. Я думаю, Скорпиус – очень хорошее имя.

Все как-то странно на него посмотрели. Но счастливый Эл ничего не заметил.

– Так что, когда два факультета организовали межфакультетский вечер танцев, я перетанцевал почти со всеми девчонками, – сообщил Джеймс.

– Скор говорит, что мы выиграем Кубок Школы, – продолжал Эл.

– Спорим – нет! – вскинулся Джеймс.

Эл спокойно посмотрел на Джеймса и терпеливо повторил свой убийственный аргумент:

– Скор так говорит.

Джеймс за ним присмотрит, убеждал себя Гарри. В конце концов, существовала незначительная вероятность, что Малфоевский отпрыск был не совсем отвратительным. В конце концов, у маленького Скорпиуса была мать.

Письма Эла продолжали излучать счастье, и когда он вернулся домой на лето, то выглядел куда лучше, чем до Хогвартса.

А потом вдруг перестал есть.

Джинни заволновалась и даже немного обиделась, что Эл вдруг стал пренебрегать ее стряпней, а Гарри запаниковал и попытался выяснить, что происходит с ребенком. Но потом, увидев, как Эл скорбно отказался играть в квиддич с Джеймсом и его дружками – Карлом и Веспасианом, и повалился на кресло в Гаррином кабинете с таким трагическим и истощенным видом, не желая разговаривать, что Гарри наконец-то понял, что Эл тоскует.

– Мама написала Джеймсу, что он может пригласить домой кого захочет, – тихо сказал Эл, – но мне вы ничего такого не писали.

– Эээ, – протянул Гарри. – Как неудобно получилось. Может, ты пригласишь друга следующим летом? Наверняка у всех уже есть какие-то планы.

– Есть, – ответил Альбус. – Скор останется с Марвином и Клаудом, они будут веселиться, а потом, возможно, Скор решит, что кто-нибудь из них ему нравится больше, чем я.

Гарри закашлялся.

– Я уверен, он так не подумает.

– Это правда, – Эл слегка взбодрился. – Мы со Скором – лучшие друзья. Я спросил его, хочет ли он со мной дружить, и знаешь, что он сказал, папа?

– Что же он сказал, Эл?

– Он сказал "хорошо", – засиял Эл.

– Как благородно.

В день рождения Альбуса совиная почта принесла подарок – серый кашемировый свитер. Джинни, едва взглянув, тут же определила, что он ужасно дорогой, и добавила, что это неуместная прихоть для двенадцатилетнего мальчика. Особенно для такого маленького и вечно застревающего в оградах и каминах, как Эл.

Но тот таскал его все время. Даже спал в нем. Скорпиус Малфой, как отметил Гарри, даже не приложил записки. А Эл строчил ему письма все лето.

– Папа, – как-то однажды обратился к нему Эл. Гарри так привык к молчаливой тоске сына, что подскочил от неожиданности. – Ты возьмешь меня на Дрянн-Аллею?

Гарри закашлялся.

– Нет, Эл, ни в коем случае! Зачем тебе туда? Кто тебе рассказал про это место?

– Скор, – ответил Эл, вложив в этот единственный слог всю свою страстную тоску. – Он сказал, что там классно. Видишь ли, у него день рождения в августе, и я подумал…

Гарри оглядел своего сынишку. Он и не знал, что Скорпиус Малфой был даже младше Эла. Ребенок, несомненно, страдал. Скорпиус прислал неуместный подарок, но прислал же. И возможно... возможно Скорпиус совсем не любит своих родителей. Может он такой, как Сириус.

– Вот что, Эл, – решился Гарри. – Пошли ему сову и пригласи к нам после его дня рождения, а потом вы вдвоем вместе выберете ему подарок.

– Серьезно, папа? – Эл весь загорелся.

– Но не на Дрянн-Аллее, имей в виду.

– О, спасибо! – выдохнул Эл. – Папа, это будет так весело. Он тебе очень понравится, обещаю. И я буду себя хорошо вести!

– Да, и позволь маме стирать твой свитер почаще. Это все, о чем я прошу, – сказал Гарри.

Эл, не мешкая, помчался писать Скорпиусу. А Гарри успокоил себя мыслью, что лето у всех распланировано, и Скорпиус скорее всего не приедет. Он даже ни разу не озаботился, чтобы написать.

Но Скорпиус приехал.

* * *

Решетка, отделяющая подземелья Дурмштранга от канализации, легко поднялась. Все для того, чтобы детишки туда лазили на встречу с аллигаторами, мрачно подумал Гарри. Закрыв за собой проход, он с хлюпаньем вступил в грязную лужу и оглядел отвратительно-склизкие темные туннели, пытаясь определить, в который направились Эл и Джеймс.

Разумеется, идея принадлежала не Элу, и не Джеймсу.

Гарри вытянул палочку, приготовившись к встрече с гигантскими аллигаторами, наугад выбрал туннель и… мысленно возложил всю возможную вину на Скора Малфоя…

Скорпиус письмом сообщил, что прибудет рано утром 4-го августа, так что весь вечер накануне Эл провел, безуспешно борясь с тошнотой. Между очередными бурными приступами рвоты он бегал проверять к окошку, потому что жестокий Джеймс поведал ему, что следующий день технически наступает в полночь.

Гарри оставил всякие попытки убедить ребенка, что Скорпиус вряд ли появится в три часа ночи – ничто не могло заставить Эла бросить свое дежурство у окна. Гарри дал ему молока и отправился спать.

Он проснулся в восемь, спустился на кухню и нашел там растянувшегося на софе бесчувственного Эла – что было вполне ожидаемо, и высокого светловолосого мальчика, готовящего кофе – что ожидаемо не было.

Первым делом Гарри мысленно возмутился – этот маленький Скорпиус был вовсе не маленьким: за год он сильно вырос. Он выглядел на все четырнадцать: с какой стати он вообще болтался с Элом?

Скорпиус Малфой холодно покосился на него через плечо, явно не впечатлившись увиденным.

Он решительно всем походил на своего отца.

Скорпиус подошел и с самым официальным видом протянул руку:

– Здравствуйте, сэр. Я – Скорпиус.

Гарри чувствовал себя полным идиотом, пожимая руку двенадцатилетнему пацану. Он отметил, что голос Скорпиуса ломается, наверное из-за резкого роста, и мальчик так сильно растягивает слова, будто у него дефект речи. Называя свое имя, он словно говорил на Парселтанге.

– А, привет, – неуклюже поздоровался Гарри.

Скорпиус вернулся к приготовлению кофе.

– Поттер спит, – заметил он, все так же растягивая слова, так что Гарри с трудом его понимал. – У нас на сегодня планируется что-нибудь особенное? А то он всегда такой, когда перевозбудится.

Гарри мрачно спросил себя, забавляет ли Скорпиуса тот факт, что Эл сам себя доводит до такого состояния.

– Вы бы видели его, когда Торнадос приезжали в школу, – продолжал Скорпиус, – ему было так плохо, что он весь день провел в лазарете. Так и не увидел команду.

– Он не говорил об этом, – воскликнул Гарри.

Скорпиус окинул его высокомерным взглядом. Нет, понял Гарри, ничего общего с Сириусом. Этот мальчишка – Малфой до мозга костей.

– А… почему ты зовешь его Поттер? – осведомился Гарри. – Как ты зовешь Джеймса?

– Я зову его "этот прибор", – спокойно ответил Скорпиус.

Гарри задохнулся от гнева: это ребенок, очевидно, считает, что может тут на голове ходить и болтать языком все, что в голову взбредет. Но тут Эл зашевелился, и Гарри перевел взгляд на сына, который приподнял розовое со сна личико и заморгал зеленющими глазенками. Гарри хотел бы, чтобы Эл носил очки: без них его лицо было таким беззащитным.

– Папа! – пронзительно зашептал Альбус. – Скорпиус сегодня приезжает!

– Я уже тут, дурачок, – протянул Скор и прошествовал к софе с двумя чашками кофе. Он даже ходил, выпрямившись, аккуратными шажками, будто на уроке хороших манер. – Ты сам меня впустил, а потом просто-напросто вырубился на софе.

– Привет, Скор, – просиял Эл, – Ничего я не вырубился.

– Конечно, – протянул (а только так он и говорил) Скор. Он сел рядом с Элом, а когда тот в изнеможении привалился к его плечу, стукнул его по колену кофейной чашкой и приказал: – Пей. Тебе полезно.

Сахар с кофеином в такой ранний час добавили бы Элу энергии, но будто Скорпиуса это действительно волновало.

– Хорошо, – не возражал Эл.

Скорпиус удовлетворенно кивнул, и Гарри вдруг осознал, что, черт побери, Малфоев пацан относится к его сыну как к персональному Крэббу или Гойлу.

Гарри обрадовался, когда спустился Джеймс. Они со Скорпиусом обменялись враждебными взглядами. За завтраком Джеймс шипел, как рассерженный кот, Эл раскачивался, а Скор все растягивал слова.

Лили моментально влюбилась в Скора, но это же Лили – чего еще от нее ждать. Но появился молочник, и Лили тут же переключилась и умчалась флиртовать с ним.

– Поттер говорит, что вы любите квиддич, – снисходительно сообщил Скорпиус, глядя поверх чашки с кофе, и добавил: – Я – самый молодой ловец за последнее столетие.

Гари поперхнулся.

– Боюсь, что не самый.

– Я был на месяц моложе вас, – возразил Скор. – Я самый молодой ловец за последнее столетие. А точнее, полтора. Папа проверил.

– Вот уж не сомневаюсь, – скривился Гарри.

– Вот почему всего зовут его Скор, – с никому не понятной гордостью сообщил всем присутствующим Эл.

– Иногда, – протянул Скорпиус, рассматривая свои ногти, – они называют меня Мальчик Который Забил.

Гарри ощутил, как надвигается мигрень. К счастью, после завтрака Скорпиус самым повелительным тоном приказал Элу сопроводить его в свою комнату, где Эл быстро отрубился, а Скорпиус взялся читать "Полеты сквозь века".

На следующий день Скорпиус и Джеймс подрались, да так, что их пришлось разнимать. Джеймс выкрикивал оскорбления, Скорпиус беспрестанно обзывал его "прибором" (не меньше четырех тысяч раз!), а Альбус во весь голос умолял их остановиться. Гарри был так доволен Джеймсом, что даже забыл его наказать. Если бы Лили не расплакалась от волнения, вызвав всеобщую панику, то все закончилось бы куда хуже.

Всю неделю в доме царила напряженная атмосфера. Скор все время проводил с Элом в его комнате. Гарри слышал, как сын вечно трещит без умолку. Удивительно… скажите на милость, как Эл мог начинать половину своих фраз словами "Скор говорит…", если Скор снисходил не более чем одним словом в ответ на пятьдесят от Эла. Во время трапез кухня превращалась в поле боя, а стол – в оспариваемую территорию: Джеймс, Веспасиан и Карл бомбили Скора гневными взглядами, Эл пытался быть дружелюбным со всеми, а Скор осматривал присутствующих с холодной неприязнью.

Поход по магазинам, когда Эл настоял на покупке "браслетов дружбы" для них со Скором, не давал Гарри покоя.

Гарри также опасался, что Скор откажется надеть браслет, но тот надел, хоть и с долей сомнения на лице.

– Мой папа носит ожерелье, – в конце концов, сказал он. – Так что все нормально.

Скорпиус много говорил об отце. Он поставил на стол в комнате Эла фото родителей в серебряной рамке. О матери он никогда не говорил, так что Гарри сделал вывод, что там у них не все гладко.

На фото Малфой с женой были где-то на отдыхе: песок, солнце, и чем-то раздраженная супруга Малфоя в камуфляже. Гарри не мог вспомнить ее имя, но знал, что она португалка и, разумеется, чистокровная. Наверно поэтому Малфой на ней женился, ибо она выглядела на добрый десяток лет старше, да еще и с таким суровым лицом – словом, нечем больше похвастаться. Скор, видимо, ростом весь в нее.

Малфой, ухмыляющийся из серебряной рамки в комнате его сына – не самое веселое зрелище. Гарри уже считал дни до отъезда Скора домой, но тут явился Эл, весь светящийся от радости, и сообщил, что Скор пригласил его с ответным визитом.

Гарри подумал, что это плохая идея. Сама мысль о том, что Эл в этом доме – доме, где истязали Гермиону – бросала в дрожь… Но Эл увидит старшего Малфоя, увидит, как они живут. Эл был милым и доверчивым мальчиком, но соображал-то он быстро. Возможно, увиденное там его немного охладит.

Он отпустил Альбуса. Когда сын вернулся, хватило одного взгляда, чтобы понять, что идея не сработала.

– Было так весело! – украдкой признался Эл, так чтобы Джеймс не услышал. – Мистер Малфой такой классный. Он пародирует людей!

Гарри готов был разрыдаться над своим бедным обманутым дитятком.

– А Скорпиус разве никого не пародирует?

– Нет, – Альбус удивился. – С чего ты взял?

– Да так, – пожал плечами Гарри. – Он слишком заботится, чтобы выглядеть достойно, не так ли?

– Да, он выглядит очень достойно, – радостно согласился Эл. – Папа, а знаешь, как у нас девочки его называют? Ледяной Принц Слизерина.

Гарри был в шоке.

– А ты знал, что мистер Малфой учился в Слизерине? – спросил Эл.

– Ага, знал, – ответил Гарри.

– Интересно, а его так называли? – замечтался Эл.

– Нет, – отрезал Гарри, мысленно добавив: "если бы называли, то я бы заболел от бешенства".

– Мистер Малфой сказал, что я могу приехать к ним следующим летом!

– Надо же, – Гарри задумался, в какую игру играет Малфой.

Следующее лето отошло на задний план, его затмили жаркие споры о поездке в Дурмштранг по студенческому обмену, куда Скор уже подписался, и куда Эл тоже собрался вслед за ним. Джинни сдалась, когда Эл пригрозил завести дневник, чтобы писать в нем стихи о том, как он несчастлив.

Гарри сдался, когда Джеймс сказал, что тоже хочет поехать. Никто из друзей Джеймса не собирался, и Гарри знал, что тот предложил поехать только для того, чтобы приглядывать за младшим братом.

Если отвлечь его от женского пола, Джеймс был хорошим, очень хорошим мальчиком. Гарри отпустил их двоих, и теперь из-за Скорпиуса Малфоя они заблудились в темных внутренностях Дурмштранга, где водились аллигаторы, и Гарри должен был их найти.

* * *

Гарри прошел очередной виток лабиринта, шлепая через грязные лужи, не обращая внимания на отблески крысиных глаз и мысленно сочиняя мега-лекцию для этого мелкого гаденыша.

Он врезался в какую-то темную фигуру, выругался, а когда услышал ругательства в ответ, выругался еще раз.

– О, Боже, – простонал Гарри, на время отвлекшись от ругательств.

– О, прекрасно, – процедил Малфой, безуспешно пытаясь и скривиться, и усмехнуться одновременно. – Поттер?

* * *

– Малфой, ты что здесь делаешь? – сурово осведомился Гарри.

В сером полумраке подземелий он разглядел, что Малфой выглядел точно так же, как и год назад на платформе: наглухо застегнутый, с едва намечающимися залысинами и явно недовольный встречей. Впрочем, Малфой никогда не менялся.

– А ты как думаешь, Поттер? Вышел прогуляться? Подышать канализационными парами? Полагаю, я тут по той же причине, что и ты: мой ребенок потерялся в этом Богом забытом месте, а возмутительно некомпетентная директриса, похоже, рада оставить его на съедение рептилиям.

– А, ясно, – кивнул Гарри. – Что ж, я разберусь тут. Можешь отправляться домой.

Малфой послал ему убийственный взгляд.

– И не подумаю даже уйти отсюда без Скорпиуса, – Малфой произносил каждое слово так, будто одновременно наносил удар ножом. – А ты можешь поступать, как хочешь.

– Понятно, – проговорил Гарри и задумался ненадолго. Ему вовсе не хотелось, чтобы Малфой его притормаживал, так же как и не хотелось провести в его обществе лишние минуты. – Ладно, – медленно согласился он, – Полагаю, нам надо разделиться. Туннелей тут много, и так мы охватим бОльшую территорию. Я запущу искры, когда найду детей.

Решение было идеальным. Он не понял, почему Малфой счел нужным издать этот болезненно-раздражающий гортанный звук. Да и не было времени выяснять.

– Ладно, – Гарри прошествовал мимо Малфоя, – увидимся позже.

Малфой кивнул. Гарри успел пройти несколько шагов, когда услышал, как Малфой прокашлялся и явно с неохотой кинул вслед:

– Подожди.

– Что? – Гарри повернулся.

Малфой выглядел как-то напряженно.

– Я наложил на Скорпиуса следящие чары, – сказал он сквозь зубы. – Ты идешь не туда. Тебе лучше пойти со мной.

– Ты наложил следящие чары на своего ребенка? – возмущенно осведомился Гарри, чтобы не думать об остальном. – Зачем?

– Потому что детям свойственно оказываться в опасных ситуациях, – резко ответил Малфой, – Например, как в данном случае.

– Понятно. Так где же он?

– Не все так просто, – Малфой был раздражен. – Это было бы вторжением в частное пространство. Я могу лишь сказать, когда приближаюсь к нему или наоборот, отдаляюсь. По этой дороге – приближаюсь. Так что пойдем.

Он решительно шагнул вперед, не оглядываясь на Гарри. Выругавшись, Гарри последовал за ним, догнал и поравнялся, чтобы не получилось, будто он плетется по его следам.

– Ты можешь сказать, насколько он далеко?

– Довольно далеко, – Малфой выпятил острый подбородок. – Пойдем.

– Отлично. Но я бы попросил тебя сбавить обороты, – резко сказал Гарри. – В конце концов, это твой ребенок втянул моих детей в неприятности.

– Да ну? – в голосе Малфоя зазвучали опасные нотки. – И как ты до этого додумался, Поттер?

– Разве это не очевидно? – Гарри повысил тон.

– Ты продолжаешь демонстрировать свою обычную гениальность, как я погляжу, – протянул Малфой. – Скорпиус никогда бы не полез в такие неприятности по собственной воле: мой ребенок, представь себе, достаточно уравновешен и умен, и очевидно, что он подвергся опасности благодаря безрассудству твоего проклятого щенка...

– Эла? – зарычал Гарри. – Ты с ума сошел? Это самое нелепое, что я...

– Нет, не Эла, – зарычал в ответ Малфой, присовокупив уничтожающий взгляд. – Альбус – милый ребенок, – неохотно признал он. – Только Бог знает, откуда это у него. Но судя по тому, что рассказывал Скорпиус, другой мелкий Поттер – тот еще фрукт, весь в тебя, так что я не сомневаюсь, что это он во всем виноват.

– Ты думаешь, что Скорпиус пошел за Джеймсом? – фыркнул Гарри. – Да он не плюнул бы в него, если бы тот загорелся.

– Конечно, нет, – Малфой, кажется, загордился. – Я думаю, что Альбус пошел за другим мелким Поттером...

– Его зовут Джеймс, – прошипел Гарри.

– Вас так много, – вздохнул Малфой. – Мне тяжело запомнить все имена. В общем, я думаю, что Скорпиус пошел за Элом, потому что понял, что без него Эла сожрут аллигаторы, так что это все пагубное влияние твоего старшего. Надеюсь, ты как следуешь его накажешь.

– Может и накажу, – мрачно пообещал Гарри. – Может, я накажу его тем, что назову его совершенно нелепым именем типа Скорпиус.

К его безмерному удивлению, Малфой покраснел и пошел пятнами, будто получил пощечины. Гарри так привык к невозмутимости Скорпиуса, который с легкостью игнорировал Джеймса и других, что бы те ему не говорили, так напоминая будничного Малфоя, показушно-беззаботного и растягивающего слова, что совсем забыл, насколько легко можно было разбить этот невозмутимый фасад на тысячи осколков.

– Не меня обвиняй, – проворчал Малфой. – Это его мать выбрала имя. А я хотел назвать его Джек.

– Джек? – повторил Гарри с сомненьем.

– Джек – хорошее имя, – обиделся Малфой, – немного экзотическое, к тому же вряд ли доставило бы ему проблемы в школе. Будучи насильно осчастливленным имечком "Драко", я не хотел такого же для сына. Уж тебе-то с твоими Джеймсом, Лили и Альбусом, потребовалось куда меньше...

– Странно, я думал ты не знаешь их имен.

– ...воображения, должен сказать, – продолжил Малфой и опять покраснел. – А твоя жена имела право голоса? Ты вообще ей позволяешь говорить?

– Только попробуй что-то сказать против моей жены, – пригрозил Гарри.

– Я и не говорил, – огрызнулся Малфой, шагнув в лужу.

– О, я был бы счастлив, позволив ей самой выбрать имена, – через минуту яростно выдал Гарри.

Малфой промолчал, очевидно не поверив.

– Она хотела назвать Джеймса Свинристелем, ясно? – не выдержал Гарри. – Я не мог позволить ей так обойтись с детьми. Я просто не мог...

Гарри запнулся, услышав, как Малфой давится от смеха.

– Знаешь что? Заткнись! – обиделся Гарри. – По крайней мере, Джинни всегда рядом с детьми. А где твоя жена?

– Она в Португалии, – коротко ответил Малфой, его лицо перекосилось.

Да, там явно были проблемы, раз уж жена Малфоя была в Португалии. Перемирие в настоящее время было шатким. Гарри бывал в Португалии, куда его отправили в составе особого аврорского подразделения во времена первого перемирия шестнадцать лет назад. Он оценил последствия удачного шага, когда португальское Министерство подкупило целое семейство изготовителей палочек, и в итоге все ведьмы и колдуны в Португалии оказались в ловушке, с ненадежными палочками и отсутствием иного выбора, кроме как повиноваться абсолютному правлению Министерства.

Некоторые ведьмы и колдуны научились использовать огнестрельное оружие и начали партизанское восстание. Там стало настолько опасно, что даже сейчас, четыре перемирия спустя, все еще возникали вспышки насилия.

Гарри полагал, что жена Малфоя была в числе первых беженцев из Португалии и не собиралась возвращаться. Но ситуация, видимо, изменилась в худшую сторону, что не удивительно, конечно же – бедной женщине пришлось выносить общество Малфоя. Разве что она была также высокомерна, как и он, и, наплевав на собственную безопасность – пусть другие беспокоятся – она все же заслужила право на отдых, пусть и в горячей точке.

А теперь Гарри вспомнил, что он вроде как встречал Малфоя и его будущую жену в Португалии шестнадцать лет назад, в посольстве. Гарри хоть и был озабочен собственными проблемами, но запомнил, что Малфой вел себя как придурок, и как самому Гарри не понравилось, что они едят канапе и танцуют, в то время как на улицах гибнут люди.

– Ну так где же твоя дражайшая супруга? – осведомился Малфой в самой отвратительной манере. – Ты вроде сказал, что она всегда рядом с детьми.

– Она в Святом Мунго, – коротко ответил Гарри. – Рожает.

Малфой почти смутился, но, дослушав предложение, принял такой вид, как будто в жизни не слышал ничего более вульгарного.

– Что? Опять?!

– Заткнись! – со злостью бросил Гарри, и, как ни странно, Малфой замолчал.

Гарри и сам был не уверен, хочет ли он еще детей. Он думал, что они договорились: троих детей вполне достаточно, но Лили собиралась в Хогвартс в следующем году, и для Джинни была невыносима мысль об опустевшем гнезде. Сейчас Джинни приходилось непросто, она уже была не так молода, как прежде. Лили была у Рона с Гермионой, а Гарри предстояло вернуть Эла с Джеймсом домой прежде, чем Джинни узнает о случившемся.

Некоторое время они шли в молчании, но Гарри кожей чувствовал, как у Малфоя чешется язык. Скорпиус был достаточно тихим, если можно было так сказать, и Гарри уже забыл, что старший Малфой вечно что-то замышлял.

Но Малфой молчал. Они продолжали идти до тех пор, пока Гарри не выдохся, а Малфой не начал спотыкаться.

– Надо остановиться, – решил Гарри. – Толку от нас будет, если мы будем полумертвыми от усталости, когда найдем их.

К его удивлению, Малфой не стал спорить. Он уселся на скользкий выступ канализационной трубы, сбросил с плеч большую сумку, порылся в ней и выудил нечто, оказавшееся бутербродом. Гарри вдруг остро осознал, что умирает с голоду.

– Ты захватил с собой ланч?

– Я взял сумку, в которую вмещается все. Разумеется, я захватил еду, – высокомерно ответил Малфой.

Гарри обвиняющее нахмурил брови:

– Ты украл эту идею у Гермионы!

– Не украл, а усовершенствовал, – надменно поправил Малфой. – Так поступают предприимчивые и разумные люди.

Спорить было не о чем, так что Гарри прекратил наезжать и потребовал:

– Дай мне бутерброд.

Наступила пауза. Тишина, казалось, длилась дольше в этой канализации, где время было точно сжато сырыми каменными стенами.

Наконец Малфой вопросительно приподнял бровь:

– С какой радости?

– О, ну я не знаю, Малфой, может потому что я однажды спас мир. И твою жизнь.

– Дааа, – протянул Малфой, – Но что ты для меня сделал в последнее время?

Гарри возмущенно на него уставился: Малфой, казалось, еле держался, чтобы не рассмеяться. Но потом он закусил губу и кинул в Гарри бутербродом.

Гарри впился зубами в хлеб. Это был не очень хороший бутерброд.

* * *

Гарри проснулся оттого, что Малфой властной рукой тряс его за плечо, и тут же с ужасом осознал, что его сыновья потерялись, что он заснул на грязных камнях в канализации и что он уже не так молод, как хотелось бы.

– Хватит бездельничать, Поттер, – скомандовал Малфой. – Скорпиус и Эл могут быть в опасности. Так же как и другой мелкий Поттер, – добавил он после паузы.

– Джеймс.

– Ага. Идем, – он развернулся и зашагал к одному из трех, совершенно одинаковых на взгляд Гарри, туннелей. – Сюда, – бросил он через плечо.

– Ага, – сказал Гарри ему в спину.

Он снова с ним поравнялся и зашагал рядом. Малфой глянул на него с совершенно нечитаемым выражением, разве что губы слегка кривились. В конце концов, он заговорил, и Гарри мысленно приготовился к очередному проклятому спору.

– Я... прошу прощения за то, как вел себя раньше, – произнес Малфой самым противным, на слух Гарри, голосом.

– Что? – Гарри уставился на него. – ЧТО??

– Да. Я прошу прощения, – повторил Малфой, глядя прямо перед собой, уже не пытаясь придать голосу приятный оттенок. – Я понял, что порядочно задолжал тебе, – продолжил он таким тоном, будто желал вырвать и сжечь Гаррины легкие, – включая мое нынешнее здоровье и счастье. Полагаю, я был несколько взвинчен из-за исчезновения Скорпиуса.

– Ладно, – сказал Гарри. – Что ж. Все в порядке, лишь бы ты был здоров и... гм... счастлив.

Он подумал, что если бы Малфой действительно был благодарен, то не вел бы себя так, будто ему больно даже просто взглянуть на Гарри. Это было оскорбительно.

– Я счастлив, – Малфой реагировал скорее на тон, чем на слова Гарри. – У меня хорошая работа, много денег, замечательная и храбрая жена, и самый прекрасный ребенок в мире. Пусть прямо сейчас я не в лучшем настроении, но как только Скорпиус будет в безопасности, и я окажусь подальше от тебя – и как только я смогу вымыться, ибо эта канализация, прямо скажем, отвратительна – вот тогда все будет просто чудесно! Спасибо тебе за то, что спас этот мир! – выплюнул он. – Я чрезвычайно тебе благодарен!

– Боже, Малфой, не напрягайся так, – сказал Гарри и добавил: – Значит у тебя самый лучший ребенок в мире? Мир – это твой чердак, что ли? Я, знаешь ли, встречал Скорпиуса, и честно говоря...

– Скажи только слово против моего сына!! – вскричал Малфой.

– А ты назвал Джеймса проклятым щенком!

– Я уже за это извинился!

– Боже, – простонал Гарри, – За что мне такое наказание?

Он имел в виду, чем он заслужил все это – почему, Господи, но Малфой в свойственной ему манере, очевидно, все принял на свой счет. Его бледное лицо стало еще более измученным и несчастным.

– Я понимаю, – начал он крайне неестественным вежливым тоном, – что у тебя есть полное право думать обо мне что угодно. Неважно, что еще я могу совершить, но я никогда не оставлю моего сына в опасности.

Гарри вдруг вспомнил Нарциссу Малфой и ее полную готовность послать к черту либо Волдеморта, либо самого Гарри – не важно, все ради спасения сына. Гарри вспомнил, как Малфой мгновенно закипал каждый раз, когда кто-либо оскорблял его родителей. Он никогда не задумывался о том, как Малфой относится к сыну, но очевидно, что эта всепоглощающая любовь имела под собой основание.

– Я и не думаю, что оставишь, – пробормотал Гарри. – Я вообще ничего о тебе не думаю. И никогда о тебе не думал, совсем.

Он надеялся, что это прозвучит более примирительно. Зря, как оказалось: и взгляд, и ответ Малфоя были одинаково ледяными.

– Аналогично.

– Как бы там ни было, – Гарри пришлось сделать усилие, чтобы продолжить, – я не сделал ничего, стоящего благодарности. Особенно за последние двадцать лет. Можешь быть со мной грубым, если хочешь!

– Благодарю, – любезно ответил Малфой. – Непременно воспользуюсь твоим разрешением.

Гарри был готов к тому, что тот начнет сию минуту, но именно в этот момент какая-то крыса прочесала по ботинку Малфоя, и тот отвлекся, скривился и очевидно впал в молчаливую истерику по поводу того, в какой грязи он очутился.

– Подожди, – вдруг вспомнил Гарри. – А что у тебя за работа? Я никогда не слышал, что ты где-то работаешь.

– Это потому, что Невыразимцам не положено болтать о работе, Поттер, – снисходительно ответил Малфой, подозрительно косясь через плечо, будто боялся, что крыса могла вернуться.

Никто толком не знал, чем собственно занимались Невыразимцы, но Министерство иногда к ним обращалось. Авроры получали от них разведывательные отчеты, а иногда запрашивали разные данные: проходы в опасные зоны, особое оружие и все такое. Гаррины запросы всегда получали немедленное одобрение, что он считал чистым везением.

Учитывая тот факт, что Малфой только что выразил некую злобную благодарность, похоже, это было вовсе не везением.

– А, – только и сказал Гарри.

– Конечно это не так гламурно, как быть аврором, – быстро продолжил Малфой, который решительно все воспринимал на свой счет, – но зато нет необходимости в напарнике.

Вот гад.

Наверняка он просматривал отчеты Гарри. Ладно, у него на это было официальное право, раз уж он был Невыразимцем, возможно это даже было его обязанностью – не важно!! – все равно это было не его дело.

Гарри всегда рассчитывал, что Рон станет его напарником. У них бы все получилось. Но Рон неожиданно продемонстрировал невероятные способности к тренингам: он коренным образом изменил методику обучений авроров, он был слишком хорош, чтобы пропасть впустую на поле битвы, так что Гарри приходилось иметь дело с идиотами, заменяющими друг друга, бесконечно ноющими о попытках самоубийства и стремящимися вернуться к заполнению дурацких формуляров.

Нескончаемая череда неудачников. О чем Малфой наверняка был прекрасно осведомлен.

– Все верно, быть аврором – эффектное и суперклассное занятие, – Гарри знал, что выглядит смешно и глупо, но тогда уж побольней ужалить при этом: – По крайней мере, я рад, что не начал лысеть.

Он ожидал, что Малфой со смехом отмахнется, но тот резко покраснел и возмутился:

– Я не начал лысеть!!

– А я про тебя и не говорил. Что – больная тема?

– Нет! Потому что это не про меня, – зло сказал Малфой. – И даже если бы и лысел, хотя это не про меня, время никого не щадит, не так ли? – судя по его злорадному тону, он собирался сказать какую-то гадость: – Как насчет твоей жены? Точная копия своей мамаши…

Гарри открыл было рот, чтобы защитить Джинни, но потом осознал, что любая подобная попытка оскорбит Молли, и сцепил зубы.

Малфой казался вполне довольным собой.

– И эти дурацкие усы Уизли… С ними он похож на рыжего морского котика…

Гарри предостерегал Рона насчет усов. Гермиона тоже, и весьма настойчиво, предостерегала Рона насчет усов. Но Рону нравилось, он думал, что с ними выглядит более благообразным.

– Что уж говорить о тебе – Мужчина Средних Лет Который Когда-то Выжил, – продолжал распинаться Малфой. – Должен признаться, уж лучше бы я начал лысеть – хотя это не про меня! – чем заполучил бы все эти ранние морщины. Что-то у тебя нездоровый цвет лица, Поттер. Ты не заболел? Или твое лицо просто так, бессмысленно отмечено бороздами времени…

В этот момент одна из канализационных труб лопнула, и вода брызнула Малфою прямо в лицо.

– Оп-па! – спокойно прокомментировал Гарри. – Бесконтрольный выброс беспалочковой магии. Извиняюсь.

Малфой утерся, сплюнул, потом сплюнул еще.

–  %%%, – сказал он и сплюнул еще раз. – Тьфу. Бог мой, это самое омерзительное место в мире. Скорпиус наверняка в ужасе. Полагаю, твои дети более привычны к подобной грязи.

– Богом клянусь, Малфой, – начал было Гарри, но тут они завернули за угол… и туннель резко оборвался, круто выступая вперед, как мокрая черная скала… На дне обрыва свернулась какая-то черная фигурка, практически скрытая падающей каскадом водой.

Малфой издал полузадушенный жуткий звук.

Гарри взял себя в руки и попытался из расколовшегося на части мира извлечь здравые мысли. Первым делом нужно было спуститься и проверить, все остальное могло подождать.

Для ребенка упасть с уступа было чрезвычайно опасно, но для взрослого мужчины спрыгнуть на дно не составляло труда. Гарри приземлился, подняв брызги воды. Рядом спрыгнул Малфой, зашатался, и от его неловких движений вода окатила их ноги. Гарри обернулся проверить, не повредил ли тот лодыжку или еще что, заодно можно было отвести взгляд от темной фигурки.

Малфой прислонился к стене, глядя на Гарри широко распахнутыми испуганными глазами. Его руки тряслись.

– Я не могу, – выдавил он дрожащим голосом, – Поттер, я не могу смотреть.

– Я сам проверю, – сказал Гарри, шагнул вперед, протянул руку в воду и перевернул тело.

Это был старый скелет, в древней школьной мантии. Ничего общего с их мальчиками.

Гарри прикрыл глаза и вознес благодарственную молитву. Потом обернулся и сказал почти твердым голосом:

– Все нормально. Это не наш… Оно тут давно.

– О, – тихо сказал Малфой. Но потом взял себя в руки и уже более хладнокровно добавил: – Но когда-то это был ребенок. Эти канализации просто... Идем, не будем терять время! Нам сюда.

Если бы Гарри был один, он бы еще ненадолго остался, растянувшись на уступе, вознося молитвы. Но Малфой был прав. Кроме того, все равно надо было за ним идти – у него были следящие чары. Гарри подумал, что это все же хорошая мысль: он наложит следящие чары на всех своих детей. Даже на младенца, когда тот родится. Такое больше никогда не должно повториться.

* * *

Малфоя еще немного трясло, когда Гарри догнал его.

– Ты как? – осторожно спросил Гарри. Сейчас ему только истерики Малфоя не хватало для полного счастья.

– Прекрасно, – засмеялся Малфой, и это звучало почти также ужасно, как и его попытки быть вежливым. – Я просто трус. Впрочем, ты это знал.

Гарри подумал о том, как его пальцы парализовало от страха, когда он прикоснулся к промокшей, истлевшей старой школьной мантии.

– Не будь глупей, чем необходимо. Я тоже испугался до чертиков, – отрезал Гарри.

Малфой заметно расслабился.

– Этот... это место не должно особо напугать Скорпиуса, – он говорил так, словно убеждал сам себя. – Он и раньше видел скелеты.

– Ээ... как это?

– В Португалии, – коротко ответил Малфой. – Его мать имела привычку пристреливать дезертиров и скидывать их в траншеи за пределами лагеря.

– Она... ЧТО?? – ужаснулся Гарри.

Малфой почти весело посмотрел на него.

– Поттер, ты хоть знаешь, кто такая Беатрис? – осведомился он.

Беатрис, значит.

– Эээ... Твоя жена? – предположил Гарри.

– Да, логично, – признал Малфой. – А еще она по совместительству Беатрис Оливейра да Кошта, – взглянув на Гарри, он понял, что тот ничего не понял, и добавил: – Генерал Кошта!

– Эээ.. Генерал португальской повстанческой армии? – не поверил Гарри.

– Именно так, – подтвердил Малфой.

– Боже, – выдохнул Гарри.

Он начал смутно припоминать, что командиром повстанцев была женщина. Нахлынули мрачные воспоминания о байках у костра: генерал имела репутацию женщины с диким, зверским темпераментом: сначала стреляет, скидывает в траншею, а потом уже допрашивает. Ей, должно быть, уже под пятьдесят, но она все еще сжимала в своем железном кулаке изношенные нити временного перемирия. Леди, которой лучше не перечить, по всеобщему мнению.

Так что вряд ли мадам генерал была в Португалии на отдыхе.

Гарри припомнил суровое лицо из серебряной рамки, но теперь уже, зная ситуацию, предчувствия были куда более мрачными.

– Боже, – повторил он. – Как так получилось?

– Понятия не имею, – ответил Малфой. – Бог был милостив. А все остальные боялись, что она их пристрелит.

Гарри не сразу осознал, что Малфой неверно понял его вопрос, но повторить не решился – это могло прозвучать оскорбительно по отношению к жене Малфоя.

Хотя это было бы справедливо, ведь Малфой несколько минут назад оскорбил его жену, но Гарри вспомнил какой ужас тот только что испытал, и ему не хватило мужества.

– А ты не боялся, что она и тебя пристрелит?

– Еще как! Но тогда я почти всего боялся. Так что не было особой разницы.

– А Беатрис... она в курсе насчет Скорпиуса?

– Нет, – сухо ответил Малфой. – Мы привезли его в Англию, чтобы он был в безопасности, чтобы мог учиться в Хогвартсе и жить нормальной жизнью. И я знаю, она рассчитывает, что я в состоянии все это обеспечить. Она не пишет нам, вообще никогда, Скорпиус в этом отношении в нее пошел, они едва ли отправили друг другу полдесятка слов на двоих. Она очень... очень занята там, а мы далеко. Иногда я думаю, что она уже забыла о нашем существовании, но она доверила мне Скорпиуса. Я не смог написать ей о том, что не справился.

Малфой говорил и говорил, и Гарри вдруг подумал, что тот, наверное, еще не отошел от шока, но раз он может идти, то они будут идти дальше, не прекращая поиски – их сыновья где-то там, и он не станет предлагать Малфою полежать, отдохнуть или еще что.

– ...и это хорошо, – продолжал Малфой. – Скорпиус никуда не пойдет без провизии. Так что они не умрут с голода.

Гарри даже не подумал об этом. Он мысленно взмолился о том, чтобы Эла не стошнило драгоценной пищей от волнений, и чтобы Скорпиус не оставил Джеймса голодным.

А еще Гарри подумал, что был прав насчет того, что у Малфоев дома не все гладко, даже пусть он и не знал всей истории о далекой, забывчивой и кровожадной генеральше.

– Беатрис говорит, что Скор самый лучший разведчик для своего юного возраста, – не останавливался Малфой, и Гарри узнал собственный тон, в котором он рассказывал о квиддичных успехах Джеймса-загонщика. – А еще он превосходно играет на мандолине. Я думаю, что у него дар к музыке.

Гарри вдруг осознал, что Малфой говорит о Скорпиусе в диаметрально противоположной манере, не так, как Люциус говорил о собственном сыне когда-то в "Борджин и Беркс": будто Драко завалил соревнования, не оправдав надежд Люциуса. Но Малфой говорил совсем иначе – так, что сразу было ясно: не было никаких соревнований, Скорпиус уже победил, он уже самый лучший ребенок в мире, вот так то!

Разумеется, благодаря такому отношению Скорпиус и вырос таким несносным, но очевидно, это все же был шаг в верном направлении.

Малфой еще некоторое время продолжал нахваливать сына. О, ему было, о чем рассказывать. Гарри не возражал, все это немного напоминало ему об Альбусе.

Боже, Эл... где-то там, в холоде и темноте, и эти скелеты... Должно быть, жутко напуган. И небось еще и еды не дают, подумал Гарри. А потом вдруг вспомнил то, что когда-то так его раздражало: как Скорпиус становился холодным безжалостным диктатором, когда Эл не съедал все, что Скорпиус определял для него как достаточное количество еды.

Они еще не нашли мальчиков, но усталость вынудила Гарри снова остановиться. Ему не хотелось думать о том, сколько уже времени прошло, но надо было сохранять благоразумие, даже если его сейчас совсем не хватало.

– Думаю, он уже близко, – сказал Малфой. Он выглядел изнуренным. Его высоко поднятая палочка осветила очередной выступ. Гарри подумал, что он опасается крыс.

– Хорошо, – выдохнул Гарри. Уже скоро, совсем скоро они найдут мальчиков, скоро мальчики будут спасены. Эл, подожди еще немного.

Малфой взглянул на него, приподняв бровь, порылся в сумке и кинул ему бутерброд.

– Ешь.

– Спасибо.

Этот бутерброд был куда вкуснее, чем вчерашний.

Малфой передернул плечом.

– Я тебя откармливаю на тот случай, если заявятся аллигаторы. Они возьмутся за тебя первого, так что мы со Скорпиусом сможем убежать.

– Только захватите Эла и Джеймса, – жуя бутерброд, сказал Гарри. И через минуту спросил: – Так как это ты оказался в военной зоне в Португалии?

Малфой уперся острым подбородком в сложенные на коленях руки.

– Моя мать отправила меня в Grand Tour*, – сказал он, наконец. – Хотела меня подбодрить. Она хотела... Ты знаешь, отец умер примерно через год после... того.

– Ага, – сдержанно отозвался Гарри. Он, признаться, не был удивлен. Люциус Малфой не особо хорошо выглядел после войны, эта была одна из причин, почему новое Министерство не стало настаивать на обвинении. Они ожидали, что он скоро умрет. А Гарри не было до этого особого дела.

Очевидно, у Малфоя были совсем другие чувства.

– Это был не очень хороший год, – сказал он. – Дом превратился в руины... как и отец. Да и я тоже, честно говоря, а министерские продолжали захаживать на чай и устраивать допросы. Мама разрывалась между постелью умирающего отца и домом тетки Андромеды, которая одна растила внука, ведь все из ее родни погибли.

В то время Гарри был в аврорском тренировочном лагере, но при малейшей возможности он старался навещать Тедди. Он просто... не особо умел обращаться с детьми. Андромеда всегда знала, что делать, и все держала под контролем. Он толком не задумывался об улаживании отношений между Андромедой и Нарциссой.

– От меня была масса пользы, разумеется, – холодно продолжал Малфой. – А потом у меня случился нервный срыв. После смерти отца мама отправила меня в Турне и переехала к тетке Андромеде на время. Я не думаю, что она смогла бы и дальше жить в поместье. Так что я посетил дюжину разных посольств, надеясь хорошо провести время, и я просто... Знаешь, я вовсе не был дураком, – резко сказал он.

Гарри вопросительно посмотрел на него.

Малфой взмахнул рукой.

– Я имею в виду, я достаточно быстро сообразил, что выбрал не ту сторону, – Малфой снова взял этот противный, и уже не такой вежливый, тон. – Еще бы, когда они у меня на глазах замучили учителя маггловедения, и когда Темн... Волдеморт заставлял меня пытать людей. Я хотел сбежать. Ночами я лежал без сна и планировал разные варианты побега, придумывал всякие способы – но что с того? Я ведь ни одним так и не воспользовался. Отец был так болен, что я не мог его оставить, Волдеморт мог с ним сделать что угодно, я его жутко боялся, да и остальных тоже. Я знаю, я был трусом, и я... я хотел это изменить. Я достал палочку в Китае – португальское Министерство не могло ее проконтролировать, разыскал расположение повстанческой армии и предложил свою помощь.

– И что потом? – спросил Гарри.

– Ну и помог, – ответил Малфой. – Лучше не стало. – Он нетерпеливо хмыкнул и замахал руками, словно хотел изменить свою историю так, чтобы она шла желаемым путем. – Я не стал... точнее, это мне помогло, но я осознал, что все бесполезно. Это была не моя война. Мои родители не подвергались риску, рядом не было школы, которую я мог бы предать. Так мало было поставлено на карту, что мне было легче не быть таким трусом. Моя война уже прошла, у меня был шанс. Я упустил его. Чтобы я ни совершил в Португалии – ничего не изменилось.

– Но все равно, ты делал хорошее дело.

Малфой выглядел так, будто ему все равно.

– Почему ты там остался? – спросил Гарри.

Лицо Малфоя прояснилось.

– Потому что встретил Беатрис. Я не мог ее оставить, – он произнес этот тем же тоном, когда говорил, что не может оставить отца.

Гарри подумал, что если бы он хотел услышать что-то вроде "чтобы помочь угнетенным волшебникам Португалии!", стоило обратиться к кому-нибудь другому.

Малфой снова нахмурился, наверное подумал о том, что сам он оставался с ней в зоне военных действий, а она даже не пишет ему теперь. Гарри снова вспомнил ничем не прикрытый страх на лице Малфоя, когда Гарри перевернул то мертвое тело, и решился:

– Мы с Джинни некоторое время были в разводе, – признался он, уставившись в канализационные воды.

– Прошу прощения?

– В разводе, – повторил Гарри. – Коммуникационные проблемы, – добавил он, вспомнив каким мудреным термином обозвал их отношения консультант по вопросам брака, а затем вспомнил вечера с Роном и Гермионой, когда он вдруг понимал, что хочет остаться с друзьями, с которыми мог разговаривать, а Джинни пусть бы отправлялась домой одна. Ночи, когда они были вдвоем, разделенные пропастью молчания, в отчаянии глядя друг на друга и спрашивая себя, не совершили ли они ужасную ошибку.

– Она ушла к своей матери, а я попросил отправить меня в Португалию в числе других авроров, – продолжил Гарри. – Потом я вернулся, и мы... научились говорить друг с другом. Получилось. Все наладилось.

У него никогда не было никого другого. Он вспомнил, как однажды проснулся в панике, не зная, что делать. Он напился и раскрыл душу какой-то португалке в красном платье. Она, кажется, почти согласилась, что он безнадежен.

Малфой насупился, так что его нос еще больше заострился.

– Даже не знаю, как это все должно меня утешить, – сказал он почти без всякой надменности в голосе. – Для меня никогда не представляло сложности говорить с людьми.

– А, неважно, Малфой, – Гарри закатил глаза.

Малфой дожевал бутерброд и потянулся достать палочку, которая на мгновение осветила его: волосы и часть лица были все еще влажными от выброса воды из канализационной трубы. Одна прядка упала на глаза. К тому же он сейчас был без своего обычного неприятного выражения лица... Он выглядел совсем по-другому.

– Знаешь, Малфой, – неожиданно сказал Гарри, – если бы ты не зализывал так по-дурацки волосы, никто бы и не подумал, что ты лысеешь.

Малфой изогнул бровь и наградил Гарри уничтожающим взглядом:

– Я не лысею, – ледяным тоном ответил он. – И это означает, что я могу носить такую прическу, какую мне заблагорассудится. Твои глаза тебя подводят. Впрочем, не удивительно, в твоем-то возрасте, Поттер. Подводят тебя куда больше, должен сказать.

– Неважно, Малфой, – повторил Гарри.

Малфой спрятал палочку и попытался поудобней устроиться на сырых камнях.

– А может это галлюцинации, – его голос доносился сквозь темноту. – Такое случается, знаешь ли. Особенно, когда мозги подводят тебя в таком возрасте...

Он замолчал, но Гарри ожидал неизбежного продолжения.

– Подводят тебя куда больше, должен сказать, – закончил Малфой и уснул.

* * *

* Grand Tour – путешествие по Франции, Италии, Швейцарии и др. странам для завершения образования

* * *

Гарри проснулся первым. Спина ужасно болела. Когда он вытащил из-под головы свернутый пиджак, тот бы весь покрыт зеленоватой слизью.

Он подумал, что оказался куда чувствительней Малфоя, который почему-то даже не снял свое темное пальто и спал на голых камнях. Забавно было наблюдать за спящим, немного обеспокоенным Малфоем. Он выглядел моложе.

– Эй, – громко сказал Гарри, – просыпайся.

Малфой попытался свернуться калачиком на скользких камнях и пробормотал что-то вроде "какочрта... оставьпоке..."

– Малфой, крыса возле твоей головы!

– Что! Где? – Малфой резко выпрямился.

– Вставай. Идем уже.

Малфой сонно заморгал, глядя на унылый канализационный пейзаж.

– Боже, так это был вовсе не жуткий кошмар, – рассеянно пробормотал он и встал на ноги.

Он все еще тряс головой, будто хотел прочистить ее, и бормотал какую-то полусонную ерунду, когда они проходили сквозь очередной темный туннель.

– В лучшем мире были бы блинчики. Что это за едко-кисло-воняющая гадость? Я хотел бы чего-нибудь получше для своего единственного ребенка, чем канализация и аллигаторы.

Гарри прекратил всякие попытки уловить общий смысл этих предложений, иногда кивая в такт.

Казалось, в этих мрачных туннелях царят вечные сумерки: будто они попали в ловушку между днем и ночью, где время остановилось – и они никогда не найдут детей. Единственный слышимый звук – это голос Малфоя, и тот факт, что Гарри начал считать его жалобную бессмысленную монотонность успокаивающей, означал, что он, плюс ко всему, еще и с ума сошел.

– По-моему, ситуация уже хуже некуда, – мрачно сказал Малфой. – Разве что аллигаторы к нам присоединятся. Только подожди.

– Мы можем встретить крысиного короля, – бодро предложил Гарри.

Наступила долгая пауза.

– Я знаю, что пожалею, если спрошу… – начал Малфой.

– Ну знаешь, – продолжал Гарри, – толпище крыс с задранными вверх и перекрученными хвостиками, слипшихся от грязи и крови и прочего в одну кучу…

– О, Боже! – слабым, потрясенным голосом простонал Малфой.

– Да, они все собьются в кучу в форме единого живого организма: огромная, зловонная, бурлящая крысиная масса, и все они… – Гарри не выдержал и засмеялся, глядя на шокированного Малфоя.

– У тебя явно что-то с мозгами, Поттер, – холодно сказал Малфой. – Точно, мозги перекрутились как крысиные хвосты – о, нет! Даже думать об этом не могу, – его губы задрожали, но не от омерзения, а так, будто он силился не улыбнуться. – И зачем тебе…

– Я пытаюсь тебя просветить, – заявил Гарри. – Крысиные короли очень опасны для здоровья. Обязанность каждого аврора предупреждать население об опасности…

Малфой как-то странно, возмущенно-весело, фыркнул, но это оказался не единственный звук в туннеле: невдалеке за поворотом послышался какой-то всплеск.

И Гарри рванул вперед, так как он бегал тысячи раз до этого по сигналу тревоги, когда был аврором – и это была его работа, его жизнь, но сегодня там были его сыновья. И было еще одно отличие: рядом с ним бежал еще один человек.

– Ты давай вперед, ты быстрее, а я тебя прикрою, – голос Малфоя был спокойным, собранным.

– Понял, – Гарри двинулся вперед, едва дыша, но ощущая твердое плечо Малфоя за спиной. И когда они завернули в очередной проход этих бесконечных канализаций, то Гарри увидел яркую вспышку волос Скорпиуса, а рядом с ним маленькую темную фигурку Эла и возвышающуюся над ними тварь.

Может когда-то это и был простой аллигатор, но сейчас это был сущий кошмар, выцветший добела за сотни лет во тьме, с тысячей острых обломанных зубов. Гарри поднял палочку и понесся навстречу твари, единственная мысль была: отбросить это подальше от детей: чудовищный аллигатор с ужасным звуком впечатался в стену.

Воцарилась тишина.

Эл и Скор, обернувшиеся на Гаррино заклятье, выглядели потрясенными. Гарри все еще держал палочку наготове. Малфой все еще прикрывал его спину.

Напряженность момента разрушилась, и высокий, преисполненный достоинства Скорпиус Малфой как паукообразная обезьянка запрыгнул на своего отца, который опустился перед ним на колени прямо в грязную воду. Малфой уткнулся лицом в плечо сына, гладя его волосы, а тот обвил его шею руками.

– О, слава Богу, – полузадушено выдохнул Малфой, – Я чуть с ума не сошел! О, слава Богу…

– Я знал, что ты придешь, папа, – сказал Скор.

Гарри почувствовал себя неловко, оказавшись перед лицом таких неприкрытых эмоций. Он не особо любил обниматься, в отличие от Джинни. Эл иногда его обнимал, но двое других – никогда. Гарри вспомнил, как обнял сына перед Хогвартс-Экспрессом два года назад.

Он вглядывался куда-то в мрачную даль канализации, пока не почувствовал прикосновение и чуть не подпрыгнул, но потом посмотрел вниз и увидел, как Эл скользнул своей маленькой ладошкой в его ладонь. Эл смотрел на него широко распахнутыми зеленущими глазищами, широко улыбаясь, так что было видно сколотый от падения с каминной полки зуб, и Гарри почувствовал, как его сердце кувыркнулось, будто его подбросили в воздух, и это было так просто, и так потрясающе.

– Я тоже знал, что ты придешь, папа, – произнес преданный Эл, но тут же все испортил: – Правда я думал, что мистер Малфой появится раньше – у него ж есть следящие чары, но я собирался попросить его подождать тебя. Я и не знал, что вы появитесь вместе. Хорошо провели время?

– Да мы были вне себя от беспокойства, – Гарри сказал это резче, чем хотелось. – Я чуть не обезумел из-за тебя с братом, так что…

И тут облегчение сменилось страхом, жутким и всепоглощающим.

– Эл, – начал он и понял вдруг, почему Малфой был не в состоянии смотреть на того мертвого ребенка, потому что теперь он сам не мог заставить себя сказать это вслух. – Эл, – в отчаянии повторил он, но все же взял себя в руки: – Где твой брат?

Эл озадачено посмотрел на него и ответил:

– С девочками.

Гарри озадаченно уставился на него, но тут тишину прорезали властные Малфоевские голоса.

– И о чем ты, черт возьми, только думал, Скорпиус?

– Это не я, папа! – яростно запротестовал Скорпиус. – Это все этот прибор Джеймс Поттер виноват!

Малфой обхватил сына за плечи и взглянул на него с гордостью и всепоглощающей любовью.

– Конечно, он виноват! Я ни минуты не сомневался. А теперь расскажи мне…

– Папа, – Скор прервал его командным тоном, – Дай мне пальто.

Малфой помедлил, но потом быстро расстегнул пальто и отдал его сыну. Теперь настала его очередь вглядываться в мрачное пространство подземелий. Гарри не понял, почему тому так неловко, он всего лишь снял пальто.

Но тут Скор отвлек его внимание, подошел к ним и скомандовал ровным голосом:

– Вытяни руки!

Эл отпустил Гарри и послушно вытянул руки, а Скор натянул на него пальто, обернув вокруг его тонких плеч, и застегнул на все пуговицы.

– Не снимай, – приказал он. – Ты же знаешь, как легко простужаешься.

– Спасибо, Скор, – широко улыбнулся Эл.

Скор коротко кивнул и возвратился к отцу. Малфой обернулся к нему, и тут в сумрачном свете Гарри разглядел его незащищенное горло и длинный серебристый шрам, тянущийся по бледной коже от самого подбородка и исчезающий под воротником рубашки.

– Ох, – выдохнул Гарри.

Ох. Вот почему Малфой не снимал пальто, почему всегда так ходил – наглухо застегнутым, даже на платформе возле Хогвартс-Экспресса более года назад, как Гарри вспомнил, но он не знал, он понятия не имел…

Скор обернулся на его возглас и впервые дал понять, что заметил присутствие Гарри, хотя и не выглядел удивленным.

– А, это вы, – протянул он и придвинулся поближе к отцу, тяжело навалившись на него.

Малфой выглядел немного потерянным и придавленным весом сына. Его блуждающий взгляд остановился на Скорпиусе, он снова погладил его волосы и произнес голосом, куда более расслабленным, чем его напряженные плечи:

– Расскажи мне, Скорпиус, что сделал другой мелкий Поттер?

Тут Гарри вспомнил, что и ему есть о чем побеспокоиться, и неопределенно махнул рукой. Эл, благослови его Бог, все понял правильно и снова взял его за руку.

– Так что насчет твоего брата и девочек? – спросил Гарри, не без дурного предчувствия.

* * *

– Папа, я знаю, это выглядит ужасно, но я сейчас все объясню! – Джеймс звучал убедительно.

Он был точной копией первого Джеймса, разве что глаза ему достались в наследство от Джинни: большие, бархатно-карие. И сейчас он использовал всю их силу для пущего эффекта, но Гарри раскусил эту уловку, когда Джеймсу было четыре. И она никогда не срабатывала, если Гарри сталкивался с самыми впечатляющими проступками Джеймса.

Человек пятнадцать детей заполнили темные альковы канализаций. Гарри пробежался по ним взглядом и, увидев пару мальчиков, очень сильно понадеялся, что Джеймс не пытается включить их в свой странный гарем, а затем он краем глаза поймал вспышку пушистых рыжих волос.

– Роуз? – воскликнул Гарри.

– А, ладно, стоило попытаться, – вздохнула Роуз Уизли и поднялась на ноги. Она была в пижаме, как и прочие дети, но будучи Роуз, она также сжимала в руках блокнот и перо. – Привет, дядя Гарри.

– Роуз, да тебя даже не должно быть в Дурмштранге, – беспомощно отозвался Гарри. – Так решили Рон с Гермионой. Они получают совиную почту из Хогвартса каждую неделю. Они мне показывали письма!

Роуз поправила spectacles (очки) – Гарри и Джеймс оба носили glasses (очки), но Роуз определенно носила spectacles*. Гарри тайно подозревал, что Роуз – ребенок Перси, которого каким-то образом поменяли с юным Петраркой Уизли.

– Разумеется, показывали, дядя Гарри, – пожала плечами Роуз. – Но неужели вы бы хотели, чтобы я пропустила подобный образовательный опыт из-за папиных иррациональных предубеждений? Разумеется, не хотели. А я не хотела доставлять им лишнее беспокойство. Я подделала бланк разрешения и приготовила все те письма – все очень тщательно, никто не сделал бы лучше, если бы не совершенно безответственное поведение Джеймса.

– Роуз, – умоляюще прошептал Джеймс, – только не при моих женщинах.

– Не говоря уже о полном безрассудстве Скорпиуса… – в голосе Роуз звучало абсолютное осуждение.

Гарри оживился.

– …который настоял на том, чтобы следовать за Альбусом вместо того, чтобы предупредить администрацию, что было бы правильно и разумно, – Гарри сник, а Роуз продолжила: – Я сейчас вам все расскажу!

Как оказалось, Джеймс много хвастался о своих многочисленных героических подвигах, совершенных в стенах Хогвартса, и заполучил себе немало поклонниц среди впечатлительных молодых особ в Дурмштранге. Гарри с облегчением понял, что те двое мальчиков были разгневанными отвергнутыми поклонниками барышень.

С куда меньшим облегчением он узнал о том, что Джеймса слишком занесло, и он объявил о своем намерении сразиться с жуткими дурмштранговскими аллигаторами.

– Сразиться чем, молодой человек? – требовательно осведомился Гарри.

– Не знаю, что-нибудь бы подвернулось, – неопределенно махнул рукой Джеймс, но под осуждающим взглядом Гарри, вскричал: – Папа, это все бремя твоего наследия: так тяжело ему соответствовать! Мне приходится так действовать!

К несчастью для Джеймса, Гарри изучил и этот трюк, когда Джеймсу было семь. Так или иначе, даже если Гарри однажды имел дело с подземельями и монстрами, он не пытался потащить за собой свой фан-клуб.

– Я поражена безрассудством твоих поступков, Джеймс. Своим легкомыслием ты подверг других людей чудовищной опасности. Мы очень тобой разочарованы, и будь уверен – последствия не заставят себя ждать, – объявила Роуз.

– Да, – поддакнул Гарри, – Роуз верно сказала. Именно так!

– Ты просто король приборов! – влез Скорпиус.

– Но не думай, что обман твоих родителей сойдет тебе с рук, Роуз, – сурово продолжил Гарри. Роуз взглядом поверх очков ясно дала понять, что он ее тоже разочаровал.

Дурмштранговские барышни тоже казались крайне разочарованными в Джеймсе, особенно после того как Скор распределил среди них свои припасы съестного, исчезнувшие очень быстро. Все теперь столпились у Малфоевской сумки и настойчиво просили бутерброды.

– Мне с икрой, пап, – потребовал Скорпиус, – мои любимые.

Малфой нежно ему улыбнулся.

– Я знаю. Я позаботился, чтобы эльфы завернули с десяток.

Интересно, почему Гарри все время доставались бутерброды с тунцом?

– И один для Поттера, – строго сказал Скор.

– Я не очень-то и голоден… – начал Эл.

– Ты будешь есть, – тон Скорпиуса пресекал всякие возражения.

– Ладно, – миролюбиво согласился Эл.

И тут Малфой заметил девочку, роющуюся в его сумке тщательно, как бешеный мусорщик, и его тон изменился.

– Беттина? – требовательно обратился он к крохотной девочке, похожей на китайскую куколку. – Ты позволила Гриффиндорцу сбить себя с толку?! Что скажет твой отец?

Беттина задрожала: хрупкое и прозрачное существо, которое могло сломаться от порыва ветра, не говоря уже о мутантах-аллигаторах.

– Дядя Драко, пожалуйста, не говорите ему, – прошептала она. – Я ошибалась, теперь я понимаю. Этот мальчик нехороший, очень нехороший…

Малфой заметил вопросительный взгляд Гарри и кивнул на девочку:

– Поттер. Это Беттина Гойл.

Сложив губки в форме буквы "О", Беттина поднялась и спряталась за Малфоем, взирая на Гарри со смесью страха и благоговения. Гарри попытался придумать, что сказать кроме "Ты не очень-то похожа на отца", но ограничился кивком, еще больше напугав девочку.

– Прелестна, как нераспустившийся бутон, – сказал Джеймс. – С ума по мне сходит.

– Так, молодой человек, у тебя большие неприятности, – объявил ему Гарри.

– Но это нечестно! Ты уже забыл, как был молодым и влюбленным, папа?

– А в кого именно ты влюблен, Джеймс?

– Я влюблен в любовь, – провозгласил Джеймс, – в глубине души я – поэт.

Гарри заметил, как несколько девочек вздохнули от такого возвышенного заявления, и сам мысленно вздохнул. Определенно, его поколение пропустило всю эту муть.

– Видишь, пап. Я же говорил, что он прибор, – сказал Скорпиус.

– Иногда мне хочется, чтобы ты расширил свой словарь, – вздохнул Малфой.

Как только все наелись, Роуз предложила двигаться дальше. И тогда Гарри осознал, что понятия не имеет, как они будут возвращаться.

* тут я в растерянности.. и spectacles, и glasses – очки, но первое – малость архаизм, но видимо для англоговорящих все же есть разница. У меня не поднялась рука напялить на 12-тилетнюю Роуз пенсне, окуляры либо монокль 8-)))

>>>

The End

fanfiction