Ночь накануне
Иванова Дня
|
|
Ну, да. Разумеется, пойти ночью одному на Озеро было довольно глупо. Дело даже не в том, что там опасно. Это же все-таки не Запретный лес. Просто любому нормальному человеку там совершенно нечего делать. Нормальному – нечего. Строго говоря, Гарри тоже. Но… так получилось. Короче говоря, его взяли на «слабо». Когда Чжоу чуть-чуть закатив глаза с придыханием начала говорить о том как хороши ненюфары в Сонной заводи… О том, что сорванные в ночь перед летним солнцестоянием водяные розы живут до самого рассвета и умирают при первых лучах солнца… Первой сообразила, что происходит Гермиона. - Гарри, не вздумай! Только не сегодня… Но глаза Чжоу светились таким откровенным обещанием… И к тому же это был хороший случай взять наконец вверх над Эрни Макмилланом, который сделал вид, что ничего не понимает… Ну и вообще возможность положить к ногам девушки ворох бледных мокрых цветов… Он представил КАК будет смотреть на него Чжоу… И какая она будет красивая. Воспользовавшись тем что Гермиона отвлеклась на Колина Криви, который ухитрился протащить на вечеринку Армии Дамблдора какие-то подозрительные конфеты купленные явно в лавке близнецов Уизли, Гарри тихонечко проскользнул к выходу из Комнаты-Самого-Необходимого. Он бежал по коридорам, вниз по лестницам, и напряженное возбуждение вибрировало у него внутри как туго натянутая струна. Конечно семестр уже кончается, но если он сумеет произвести на девушку впечатление… Если он принесет цветы… О, если он сумеет раздобыть то что хочется получить Чжоу… Может быть она наконец поймет и оценит… Может быть… Из Замка он выскользнул без всякого труда. Правда, выбравшись из подземного хода, который начинался за гобеленом, футах в тридцати от кабинета трансфигурации, а заканчивался на южном склоне Дрим-Хилл, он на мгновение приостановился. Луна еще не взошла и в свете звезд тропинка, тянувшаяся у подножия Холма в сторону Озера, едва заметно серела и поблескивала слюдяными чешуйками. Два высоких менгира как ворота возвышались по обеим сторонам… Одно дело воображать как ты с триумфом вернешься к друзьям и как они будут восторженно глазеть на смельчака не побоявшегося сунуться в Сонную Заводь в ТАКУЮ ночь… И совсем другое, когда тебе еще только предстоит это сделать. Гигантский Кальмар… Да, нет, дело было не в нем. Хагрид говорил, что чудовище редко заплывает в эти узкие, мелкие рукава, протянувшиеся среди зарослей ивняка и старых, корявых деревьев, похожих на троллей охраняющих, какое-то тайное сокровище. Нет, дело было не в кальмаре. Само это место считалось нехорошим… Оно как магнитом притягивало, всякую нечисть… Эти существа были не то чтобы злыми… Просто они как правило людей недолюбливали. Те же кентавры, например. Говорят запах водяных роз возбуждает их, поэтому они приходят к заводям, чтобы… Ну понятно для чего они приходят. И русалки. От этих можно ожидать чего угодно. Пучок чернобыльника, который Гарри сорвал на склоне холма, утешал слабо. Уф… вот будет он отмахиваться, пусть и магической травой от бледных длинноволосых созданий… А их тонкие холодные пальцы проникают под одежду, прикасаются к мгновенно покрывающейся мурашками коже, такие отвратительно нежные касания, как придонные водоросли, которые случайно задеваешь в мутной озерной воде… Брр… И еще они могут так заморочить голову, что опомнишься где-нибудь посреди непроходимых топей или меловых обрывов на вересковых пустошах… И будешь трястись до утра, не решаясь с места двинуться… Ну ладно, русалки. С русалками Гарри дело уже имел и надеялся, что сумеет договориться… Но оставались еще кобольды, никсы, сильфы, гоблины… Дальше Гарри решил не вспоминать, поняв, что просто не решится спуститься с холма к призрачно переливающейся во мраке воде, если вспомнит ВСЕХ, кто мог его там поджидать. *** Едва слышный всплеск остановил его, как раз в тот момент, когда он уже готов был осторожно ступить на узкую полоску белеющего, чистым, светлым песком пляжа. Среди широких листьев ненюфаров словно бы ударила хвостом очень большая рыба. Показалось? Нет, не показалось вот опять… Гарри прижался к толстому стволу корявой ветлы, цепляя вязкой свитера складчатую кору. Он пристально вглядывался в ночь, пытаясь понять, что за существо может купаться в полночь среди сияющих бледным колдовским светом цветов. Гулко на весь лес стучало сердце. Ничего не видно. Водяные розы слабо мерцали, почти не освещая ничего вокруг. Темно. Тихо. Тишина была такой, что казалось, ее можно коснуться пальцами… Он перевел дыхание и… Смех… Фонтан брызг словно кто-то ударил рукой по воде… Еще раз… Взлетевшие в воздух жидкие бусины, вдруг вспыхнули холодным серебряным огнем. Из-за деревьев показался, огромный бледный диск… И на блестящей как рыбья чешуя лунной дорожке Гарри отчетливо увидел тонкий как пером прорисованный силуэт и длинные волосы пловца… Длинные светлые волосы как водоросли извивающиеся в воде. Мокрые пряди, влажным плащом окутавшие покатые плечи, когда неизвестный поднялся на ноги, по пояс в беспросветно темной воде… Темной воде плещущейся вокруг смутно белеющего тела… Покорно и беззвучно расступающейся у бледных бедер… коленей… икр… щиколоток… Гибкая фигура, сквозящая лунным светом, уже стояла на влажном песке. Жемчужно блестели капли на шелковистой плоти. Призрачно бледная тень, зыбкая, текучая, как танцующая струйка воды, бело-голубое ночное сияние дробилось на коже как на озерной глади. Светлые волосы взлетели и опали, стряхнув веер брызг. И снова эфемерный смех мягкий как мохнатые крылышки ночной бабочки, прохладный как глоток влаги. Бледный едва различимый овал лица, обращенный к луне. Голубоватый, нежный свет ласкал точеные черты. Ночное светило греет тех, кто не любит солнце. Теперь неизвестный сидел на большом валуне, вспучившимся на берегу как спина бегемота. На сером камне, как лед на бархате. Плечи. Грудь. Розовые соски. Плоский живот. Бедра. Длинные, слегка раздвинутые ноги… О, как… Гарри затаил дыхание. - Эй! Он даже зажмурился, услышав этот возглас. Зажмурился до огненных пятен под веками и вцепился ногтями в грубые складки коры. Вцепился, ломая ногти и царапая ладони. Томительная жуть накатывала как волны тумана. Оставляя на висках холодную росу испарины, обдавая тело зыбкой колючей дрожью. - Ну? Ох… Нет, это предназначалось не ему. Лунный лик, даже не обратился в сторону зарослей. Плеск, чавканье глинистой грязи у берега. На мелководье ворочалась какая-то темная масса. Кто-то, неуклюже переваливаясь и громко сопя, выбирался на берег. Приземистый и широкий. Грубые толстые бицепсы. Узловатые ляжки, бугрящиеся мускулами как земля корнями деревьев. Но в уродливо могучих лапах маленькое чудо. Корона. Венец. Императорская диадема. Но не кованое золото, а живые исходящие дурманящим горько-сладким ароматом цветы. Водяные розы, что цветут раз в году и умирают на рассвете. Нежные бледно святящиеся филигранные лепестки, длинные бледно зеленые стебли. - О! Восторженный счастливый смех прозвучал над заводью, когда тонкие руки возложили ночную корону, на влажные лунные кудри. Запрокинутая голова, дразняще нежной уязвимостью вибрирующего от смеха горла. Жадный взгляд из-под низкого лба, придавленного черным «ежиком» грубых волос. Неразборчивое умоляющее ворчание. И в ответ снисходительный кивок царственной белокурой головы. Толстые губы робко коснулись узкой ступни. Осторожно приласкали каждый пальчик, каждый жемчужный ноготок. Широкий язык провел влажную дорожку, от изящного подъема к тонкой щиколотке. Потом лесенка поцелуев, поднялась к круглому гладкому колену. Рассеченная глубокими складками щека прижалась к бледной, нежной коже, маленькие черные глазки пожирали точеное тело. Мокрый рот приник к внутренней стороне отведенного в сторону шелковистого бедра. Еще… И еще раз… Почему-то стало не хватать воздуха, а может, Гарри просто забыл, что нужно дышать. Внутри словно скручивалась томительно тугая пружина… Приятно. Изматывающее удовольствие. Кожу покалывали мириады электрических иголочек. Он едва не вскрикнул, когда жарко пылающей щеки коснулась прохладная ладошка древесного листа. Непостижимо сладкое напряжение усилилось, когда он увидел как короткопалые, грубые ладони сомкнулись, охватывая узкую талию… Снова глухие звуки невразумительной просьбы. И серебристый смех в ответ. Разрешение. Наверное, разрешение. Потому что толстые руки со вздувшимися узлами мускулов потянули на себя хрупкое, белое тело. Осторожно как цветок сняли его с серого камня и усадили на безобразно могучие землисто-смуглые бедра. Прогнулась стройная спина, длинные ноги тесно охватили массивные бока. Гарри глубоко закусил нижнюю губу, не чувствуя боли. Солоноватый привкус крови во рту, был как призрак поцелуя. Он прижал к паху правую руку, лаская и терзая себя в том же ритме, в каком приподнималось и опускалось изящное, пронизанное лунным светом тело, оседлавшее громоздкую плоть. В такт движениям коротких грубых пальцев стискивающих круглые нежные ягодицы. Вздохи… стоны… глухое рычание. Быстрее… резче… сильнее… Еще… Еще… Еще… Все… Усилие стало нестерпимым… Это не удержишь внутри… С рыдающим всхлипом, Гарри сполз вдоль древесного ствола в заросли желто-фиолетовых цветов, ощущая, как слабеет от разрядившегося возбуждения, полное сладкой истомы тело… И успел увидеть искаженное экстазом запрокинутое лицо, поймавшее луну в два бездонных хрустальных колодца… Успел услышать блаженный стонущий вопль и яростный сладострастный рык в ответ… *** - О, черт… Я же говорила… Но восклицание Гермионы осталось почти без внимания. Слишком сильно вся компания была потрясена видом Гарри ввалившегося в Комнату-Самого-Необходимого, где сонно дотлевало празднование Ивановой Ночи. Он был растрепан, даже сильнее чем обычно, одежда вся в пятнах травяного сока. Зеленые глаза за, криво сидящими на носу, очками возбужденно, но как-то отрешенно мерцали… Зато в руках он судорожно сжимал венок из бледных влажных цветов… Из водяных роз, что растут только в Сонной Заводи. - Ой, Гарри! Это мне? – восторженно взвизгнула Чжоу, потянувшись к переплетенным бледно-зеленым стеблям. Зеленоглазый юноша посмотрел на нее с недоумением, как будто видел первый раз в жизни. Это было так неожиданно, что даже, славящаяся своей самоуверенностью, мисс Чанг слегка опешила. - Гарри?.. Гарри еще раз посмотрел на цветы в своих руках. Дикий взгляд с колдовской косинкой померк. Лихорадка сменилась вялой апатией. Гриффиндорец поднял на девушку пустые глаза. - Нет. Это не тебе. А затем резко развернулся и вышел, ни на кого не глядя. The
End |